В затерянном уральском посёлке, где снег ложится на крыши как ватная пелена, Лика — бывшая медсестра с руками, помнящими каждую спасённую и потерянную жизнь, — находит в подвале заброшенной больницы свёрток: детский комбинезон, пробитый пулей, и ключ от радиостанции, замолчавшей в 80-х. Её толкает не любопытство, а призрак сестры, исчезнувшей в те годы, когда военные патрули глушили эфир шипением. Но здесь правду меряют молчанием: чем чаще Лика ворошит архивы, тем упорнее старики крестят хлеб
В приморском городке, где волны выплёвывают на берег ржавые корабельные гвозди, Лика возвращается на похороны отца — рыбака, чьи сети всегда приходили пустыми. В его мастерской, под слоем смолы и водорослей, она находит запечатанную бутыль с детскими рисунками: на каждом — её лицо, но в десяти разных домах, которых нет на карте. Городок, затянутый туманом недомолвок, словно дышит ей в спину — соседи крестятся при виде её тени, а старый маяк мигает кодом, который она учила с отцом, но забыла к
В приморском городке, где волны выплёвывают на берег ржавые снаряды времён войны, бывший пловец-чемпион Слава прячет шрамы под толстовкой и старые медали — в ящике, забитом гвоздями. Его тишину взрывает исчезновение младшей сестры: на песке находят лишь её красный платок да следы, обведённые синим мелом — как метки на старой карте в штабе местных дайверов. Здесь верят, что глубина хранит «тот самый» клад, но шепчутся о цепях, что звенели в шторм под килями лодок. Чем больше Слава ныряет в
Москва, 1924 год. Граф Александр Ильич Ростов, словно изящный артефакт забытой эпохи, заперт в золотой клетке отеля «Метрополь» — его мир теперь ограничен лепниной потолков, шепотом лифтерш и ритуалом пятичасового чая. Но когда в дыму дипломатических приемов и звоне хрустальных бокалов он случайно натыкается на обрывок шифрованной ноты в старом фолианте (коричневые чернила, запах лаванды и что-то… *горькое*, как пепел), его размеренное существование трещит по швам. Пока за окнами грохочет
Солсбери, март 2020-го. Город, где готические шпили собора пронзают низкое небо, а в кафе с выцветшими шторами пахнет жжёным кофе и аптечной химией. Здесь Эдриан, бывший военный медик с привычкой щурить левый глаз (после ранения «там, на востоке»), замечает странность: в день, когда мир замер в ожидании карантина, на скамейке у пустынного памятника лежит детская кукла в противогазе. Ее пластиковая рука сломана, внутри — ключ от заброшенной лаборатории, закрытой еще в 90-х. Почему в его почтовом